Робин Гуд с оптическим прицелом. Путь к престолу - Страница 57

К оглавлению

57

— О'кей! Охота — так охота… Кстати, ваше величество. Вы не в курсе, где обитают уранисты?

Бляха! Кажется, я потихоньку начинаю привыкать к тому, что она все время хохочет в ответ на мои простые вопросы…

Интерлюдия
Рассказывает Алиенора, милостью Божьей герцогиня Аквитании и Гаскони, графиня Пуатье, бывшая королева Франции, вдовствующая королева мать Англии


…Когда б я был царем царей,
владыкой суши и морей,
любой владел бы девой,
я всем бы этим пренебрег,
когда проспать бы ночку мог
с английской королевой.
Ах, только тайная любовь
бодрит и будоражит кровь,
когда мы втихомолку
друг с друга не отводим глаз,
а тот, кто любит напоказ,
в любви не знает толку.

Надо же, чего только ни вспомнится! Проспать ночку он со мной собирался, как же… И переглядывался втихомолку, знаток тайной любви… Нет, удивительная все-таки вещь — мужская самоуверенность. То есть, не смотря на то, что я королева, а он менестрель, и ни разу в жизни меня не видел, ему и в голову не приходило, а нужно ли это мне… Сначала подобная черта в большинстве мужчин — а знала я их немало, что уж теперь скрывать — меня удивляла, потом раздражала, а теперь, когда перед дождем ноют кости, и в зеркало смотреть можно лишь в полумраке, принимаю ее как данность. Пятьдесят лет назад они милостиво разрешали мне выслушивать их ученые диспуты, но вот позволить открыть рот — нет, не могли. Я знала зачастую больше их всех, но сидела и молчала. И это всех устраивало. Кроме меня, естественно. Но им и в голову не приходило этим поинтересоваться.

Много воды утекло с тех пор, и меня уже слишком мало занимает трактовка избранных мест из Блаженного Августина или тому подобных трудов. По правде говоря, меня вообще мало что занимает. Вот только дел столько, что и дух перевести некогда. И кроме меня сделать их тоже некому. Десятерых родила — и почти никого не осталось. И оба мужа — плохи ли, хороши они были — тоже ушли… Одна я на грешной земле — Алиенора, милостью Божьей герцогиня Аквитании и Гаскони, графиня Пуатье, бывшая королева Франции, вдовствующая королева мать Англии, старая орлица, с поблекшими золотыми перьями…

Ох-ох-ох, старость — не радость. Одна отрада — Ришар, свет очей моих, радость души моей, плоть и кровь моя, сын мой!

Не иначе как в награду за страдания он был мне послан. Чтобы дать мне ту любовь, которую я заслуживала. Которую тогда давно хотел дать мне тот, первый Ришар. И дал бы, если б его не зарубили на моих глазах. Куртуазность у мужчин, она, знаете ли, всегда легко уживается с жестокостью. И легко оправдывается заботой о нашем же благе. А я посмотрела на все это, вытерла подступившие слезы, да и пошла собираться замуж. А что оставалось пятнадцатилетней сироте, без отца и матери, да еще с таким ушлым опекуном — ах, добрый дядюшка Людовик! — кроме этого замужества? Хотя… это, другое… какая разница? Вот только Париж оказался такой унылой дырой, что у меня аж скулы сводило от скуки. И муж Людовик оказался не лучше. Все свободные минуты этот худой и сутулый молодой король посвящал молитве. Но, согласитесь, молиться и каяться имеет смысл, когда есть за что. А этот — молился и каялся впрок. И я ему нужна была, видать, для совместных покаяний. Иногда, конечно, удавалось увлечь его более интересными занятиями — одну дочурку мы в перерывах между постами и молитвами все же на свет произвели. Но в целом это была тоска. А быть подставкой для короны, даже самой красивой, это не по мне…

И тут по приказу муженька спалили какую-то церквушку. Вместе с прихожанами.

У него впервые появился повод покаяться за дело. Тут уж он развернулся вовсю, да так, что началось с епитимьи, а кончилось крестовым походом. Он, конечно, не хотел меня брать с собой, но тут уж я своего добилась. И вот что я вам скажу — хорошая вещь крестовый поход, если проводить его в нужной компании. А когда муж во искупление грехов к тому же отказывает вам в супружеской близости, в знак скорби бреется наголо и то и дело занимается самобичеванием, как-то само собой появляется много свободного времени. Грех было не воспользоваться. Хотя, уверяю вас, и половины из того, что обо мне говорили, я не делала. У меня просто бы воображения на все это не хватило. Но, конечно, есть, что вспомнить, это да. Веселые были времена, прекрасные люди рядом. Царствие им всем небесное.

Самое главное, что я поняла в Антиохии — не надо бояться. Мужчины привыкли считать, что женщины всегда молчат и только повинуются, и оказались совершенно не готовы к тому, что кто-то из нас пошел им наперекор. И вот этим-то моментом растерянности и надо было уметь воспользоваться. Я сумела, и поэтому поехала не в дурацкой повозке, а верхом, и проскакала весь путь от Парижа до Антиохии, ничего со мной не случилось. И дальше оказалось, что надо просто поступать так, как считаешь нужным, не боясь заранее мужского неодобрения. А если к тому же умеешь правильно распорядиться их мужскими слабостями — дело пойдет куда как проще и быстрей.

Все это было хорошо, только вот муж… Мессы влекли его куда больше, чем мои объятья, да и мне, признаться, уже было с чем сравнить, а потому и обнимать его как-то не очень хотелось. Но вторую дочь я ему успела родить до того, как приехали анжуйцы. И это был мой шанс. И я его не упустила, как вы можете догадаться. Как только этот крепыш Генрих приобнял меня, стало ясно, что из этого может получиться. И я уж постаралась. И получилось все так, что анжуец был всецело уверен, что это он меня покорил. Я не спорила, и только радовалась, как все удачно складывается. А дальше — я опять сделала то, что не приходило в голову моим бедным подругам. Я потребовала развода. И так потребовала, что у всех этих влиятельных мужчин не нашлось повода мне в нем отказать. Все-таки зря они в университетах не дают слово женщинам. Могли бы многому научиться.

57